Сегодняшняя жизнь характеризуется, кстати, еще одной вещью. Самое главное ради чего стоит трудиться – это чтобы у людей была вера. Осознанная, осмысленная, с открытыми глазами, сердцем усвоенная, радостное благовестие о том, что мы спасены во Христе Иисусе, Господе нашем. Это самое главное, все остальное потом.
Церковная наша жизнь такова, что мы очень много тратим времени на благоукрашение храмов. На свечки, лампадки, кадила и паникадила, на облачения. За этим всем лесом можно и деревьев не увидать. Самого главного можно не увидеть. Самое главное – это вера Христова. Снимите все, уберите. Оставьте веру и все будет хорошо. Добавьте все остальное, а веру заберите – все потеряет смысл. Кто-то из древних отцов сказал – что мы сделали в своей жизни? Они сказали – исполнили заповеди. А что сделают те, которые будут после нас? Они сделают примерно в 2 раза меньше. А те, которые дальше? Они еще меньше сделают. А те, которые будут в конце? Они вообще ничего не сделают. Но если они сохранят веру, они будут выше нас в Царствии Небесном. Мне кажется, что мы и являемся членами того общества, людьми того поколения, которые уже ничего сделать не могут. В части тех великих трудов, о которых мы читаем в книжках.
Но нам надо сохранить веру. И если мы ее сохраним и умножим, не дадим ей пропасть у себя и у других, то мы где-нибудь рядышком с Николаем Чудотворцем и Серафимом Саровским станем рядом. Им не стыдно будет стать с нами рядом. Они не будут гордиться. Если бы Серафим Саровский пришел бы сюда, он поцеловал бы руку каждому священнику, ему не стыдно, он не гордый. Они с удовольствием станут с нами рядом в Царствии Небесном, если мы сохраним веру. Т.е. Евангелие, служба, молитва, покаяние, и ясный ответ на все самые животрепещущие современные вопросы.

Плюс современный человек погибает от отчаяния и уныния. Это характерная черта любого грешного сообщества. Чем больше люди грешат, тем больше они отчаиваются. Унывают, отчаиваются, близятся к самоубийству, растлевают себя разными грехами. От отчаяния. У Николая Сербского есть такое выражение – один старик мне сказал – в юности я грешил из любопытства, а в старости я грешу от ненависти к себе. Очень красивая фраза, очень точная. Потому что многие люди в юности грешат, действительно, из любопытства. Им интересно – а как это, а это, а что это?
За компанию грешат часто. Знаете, как много грехов начинаются за компанию. Например, курить. Никто не начинает курить потому что у него возникла острая необходимость глотнуть табачного дыма. Такой необходимости в человеке нет. Курить начинают именно через социальные связи, через попытку казаться взрослым, подражать кому-то, актеру или дяде Васе из подворотни. Курить начинают вопреки физическому отвращению, ради того, чтобы повысить свой социальный статус. Остальные грехи точно также делаются. Точно так же совершается первая близость половая. Не потому что уже созрел или полюбил, а потому что хочется похвалиться, что ты уже мужчина или что-нибудь еще. Начинают грешить из любопытства или из желания повысить социальный статус в глазах окружающих.
А вот когда человек влип в грех и вылезти из него не может, он продолжает грешить по привычке, автоматически, а иногда из ненависти к себе – это затяжной акт самоубийства. Когда человек сам себя ненавидит, он отчаивается, унывает, он не ждет ничего впереди, ему жизнь неинтересна и скучна уже, а выхода из нее у него нет. Мне кажется, это тоже характерная черта современного человечества.
У Тютчева есть стихотворение «Наш век». Он написал его лет двести назад, в 19 веке. Там есть такие слова:

Не плоть, а дух растлился в наши дни,
И человек отчаянно тоскует...
Он к свету рвется из ночной тени
И, свет обретши, ропщет и бунтует.
Безверием палим и иссушен,
Невыносимое он днесь выносит...
И сознает свою погибель он,
И жаждет веры — но о ней не просит...
Не скажет ввек, с молитвой и слезой,
Как ни скорбит перед замкнутой дверью:
«Впусти меня! — Я верю, боже мой!
Приди на помощь моему неверью!..»
Помните, в Евангелии, некий папа имел больного ребенка и пришел ко Христу просить исцеления и Христос говорит, если хоть сколько-нибудь можешь веровать – все возможно верующему. И папа этот сказал такие парадоксальные слова: верую, Господи, помоги моему неверию. И Христос исцелил этого человека.

Достоевский говорил, что эти слова наиболее полно выражают драматизм человеческой жизни, что человек одновременно и верит, и не верит. В нем и вера живет, и неверие живет тоже. Они борются между собой внутри человека, чего-то больше, чего-то меньше. Он то больше верит, то больше не верит. То верит сильно, но какой-то червяк остается. То вера в червяка превращается, а неверие вырастает в дракона. Борьба.

Полная целая вера – это то, что движет горами. Сказал – двинь, он бы пошел. А так мы не то что домами или горами движем, себя-то двинуть толком не можем в нужную сторону. Потому что маловерие существует. Знаний нет, кроме настоящей веры есть суеверие, маловерие, кривоверие, что хочешь.

Вот Тютчев как раз и говорит, что человек стоит перед закрытой дверью и не просит. "Неверием, палим и иссушен, невыносимое он здесь выносит" – то есть люди, выносят невыносимое - "И сознает свою погибель он, и жаждет веры, но о ней не просит". Это очень точный портрет состояния человеческого сердца в 19 веке, ну конечно, в 20 это продолжилось, в 21 еще более продолжилось, т.е. по сравнению с 19 - благополучным веком, в 21 процессы запустились еще дальше.

Мы страдаем от этого всего, страдаем от того, что веры мало. И Христос же говорил: "Сын человеческий, придя на землю, обрящет ли веру на земле?". Это главная задача в нашей жизни, на самом деле, все остальное потом придет,

Был такой случай потешный, он характеризует тоже, нашу современную церковную жизнь. Приходит как-то барышня молодая в церковь, приходит в джинсах драных на коленях, вся растрепанная, черным цветом наведенные глаза, как у покойника, субкультура какая-то, готы скажем условно или еще что-то. Пришла к батюшке, говорит: "Хочу, мол, в церковь ходить, что делать?". Он ей говорит: "Да все просто тут, одень платок, умой лицо, вытащи кольцо из ноздри, оденься в какую-нибудь юбку подлиннее, вытри лак с ногтей, ходи в церковь.". Она привела себя в порядок, другим человеком уже пришла. Говорит: "Вот, я все поменяла, что дальше делать?", а он ей: "А дальше я не знаю.".

Т.е. когда мы начинаем ходить в церковь или зовем кого-то в церковь, мы навязываем какие-то внешние подели поведения: Одень платок, там, крестик одень. Ну ладно, одели платок, одели крестик, а дальше что? а кто его знает, что дальше. А второй батюшка, молдаванин один, мне как-то рассказывал, что к нему на службу пришла как-то богатая дама, такая яркая, ну, видно, что не из бедных женщин, такая холеная женщина средних лет, понятно, что и с ногтями, и пахнущая разными парфюмами, и обвешанная разными цацками золотыми и жемчужными. Говорит: «Так у меня язык чесался, сказать, что надо поскромнее приходить, она пришла причащаться, чтобы она привела свой внешний вид в порядок. Но я сдержался и не пожалел об этом. Потому что через неделю она пришла чуть-чуть поскромнее, в следующее воскресенье еще чуть поскромнее. И в течение нескольких месяцев, каждое воскресенье в храм Божий приходя, она постепенно изменилась до неузнаваемости без моих слов. Исчезла дерзкая раскраска на лице, появился платочек, стиль одежды изменился, что-то смылось, что-то снялось. И она до неузнаваемости изменилась без моих слов. Она просто приходила причащаться, и стала меняться изнутри. Потому что наружные изменения, как правило, слабо затрагивают внутренние. Хотя внешнее тоже влияет на внутренние, но меньше, а вот внутреннее неизбежно влияет на внешнее. Как раз время наша заключается и в том, чтобы это проповедовать - веру. А потом всё остальное изменится. Придёт какое-то чучело в церковь в драных джинсах с непонятно чем на голове. Оставьте его с этими джинсами в покое! Поговорите с ним, потому что у него душа болит, он пришел. Изнутри наружу надо идти, а не снаружи внутрь. Вера нужна людям.
Вот наша церковная жизнь сегодняшнего дня. Всё остальное уже по желанию. Кто-то может быть монархистом, кто-то может не принимать идею монархии. Это не важно. Главное, чтобы ты принимал Символ Веры, понимал смысл молитвы Отче Наш и каждое воскресенье хотел причаститься. Всё остальное - это уже детали. Как говорил блаженный Августин: "В главном - единство, во второстепенном - свобода , во всём - любовь"